Давно не бывал я в Донбассе…

                                                             ( Кое-что из прожитого...)

                                                                                  4

        Работать с  Юрой было не сложно. К музыкантам он относился нормально, без криков и хамства, как некоторые из «великих». Он быстро загорался новой песней, затем бегал по филармонии, кого-нибудь находил и приводил в комнату послушать и оценить его новую "нетленку". Потом, бывало, так же быстро остывал и забывал эту песню навсегда.

     Так однажды он привёл Ивана Вавина,  известную личность в эстрадном мире. В то время Вавин  работал в Николаевской филармонии руководителем ВИА «Поющие юнги». Сам он был луганчанином и  часто сюда приезжал. Естественно, заходил в филармонию «потрепаться» с актёрской братией.

     Увлечённый Юра пел-надрывался. Песня была о любви, а в припеве, как сейчас помню, были такие  слова:

                                 Осень пора больших решений,                                                                                                                                          Осень пора больших свершений,                                                                                                                           Осень… осень. 

       Вавин слушал с самым серьёзным видом, сопереживал, даже покачивался в такт музыке.

  -  Изумительная песня, правда, Ваня? – спрашивает Юра, явно напрашиваясь на комплимент.                             Вавин расхваливает и песню и Юру.  Юра счастлив!

       А в конце своей "хвалёнки" и выдаёт главное:

       -  Песня,-  говорит, -  ещё  трогает и своей  исключительной жизненной правдой!

      Юра тут же подхватывает: 

      –  Да, Ваня, как ты правильно заметил!

       А Вавин с самым серьёзным видом продолжает:

      –  И, если так, серьёзно вдуматься, то действительно, осень  -  пора больших решений и больших свершений. Ты Юра, как коммунист, прекрасно знаешь, что все судьбоносные пленумы и съезды нашей   родной партии проходят именно осенью!                                                                                                                                                 Мы покатились со смеху, а Юра обиделся на Вавина как мальчишка: мол, здесь серьёзное дело, а он со своими дурацкими хохмочками!

       Долго репетировать Юра не любил. Поработав не больше часа,  он давал нам «ценные указания», а сам сбегал в комнатку к осветителю, где они, закрывшись на ключ, «расписывали пульку».                                              Богатиков был человеком настроения. Хорошее настроение – всё хорошо, а плохое – всё плохо!                                    Спиртного он не  употреблял. Сколько я его знал, нигде, никогда, и ни при каких обстоятельствах он не выпил ни капли! Помню в Каире, на одном из приёмов, специально для него открыли бутылку какого-то дорого коллекционного вина, а он его только понюхал. Позже я узнал, что раньше у него были с этим делом серьёзные проблемы и сейчас ему нельзя пить ни грамма, иначе беда! Вообще, он всегда старался избегать застолий, чтобы лишний раз не подвергать себя искушению.

      Жил он в Ворошиловграде, как-то обособленно, закрыто, как будто не дома, а где-то в чужом городе на гастролях. Собственно, Ворошиловград и был для него чужим. До этого он жил и работал в Харькове. А пригласил его на работу в Ворошиловград и создал все условия для быстрого творческого роста не кто иной  как Виктор Алексеевич Шистко, директор Ворошиловградской областной филармонии. Практически, то, что Юра стал известным певцом, заслуга именно его.                                                                                                                    Вдвоём с женой, Раисой Ивановной, (он называл её Лала), они занимали  малогабаритную трёхкомнатную квартиру в центре города. Это был его второй брак. Детей у них не было. Юра хотел ребёнка, Лала несколько раз беременела, но родить никак не получалось. Она ездила с нами на гастроли в  качестве ведущей концерта. У неё было четыре выхода, к которым она серьёзно готовилась.

Первый – «Начинаем концерт Заслуженного артиста Украинской ССР  Юрия Богатикова»;

Второй  -  «Антракт»;

Третий  -  «Начинаем второе отделение концерта»;

И четвёртый – «Концерт окончен».

      Если же концерт шёл без антракта, то у неё оставались только 2 выхода - первый и четвёртый.

       Объявляла она очень смешно и с нелепыми интонациями, чем вызывала у музыкантов приступы безудержного веселья.

       Иногда, когда у неё было плохое настроение, а концерт был «выездной», т.е., нужно было ехать на печально знаменитом «фурцвагене» (очень неудобный, жёсткий, холодный, с мотором внутри салона автобус «Кубань», которыми по приказу министра культуры  СССР  Е.А. Фурцевой были укомплектованы все культучреждения страны) несколько десятков километров в другой город, она оставалась в гостинице и просила меня вместо неё сделать эти нехитрые объявления. Конечно же, я соглашался, для меня это не составляло большого труда - благо у меня возле электрооргана всегда стоял микрофон, в который я подпевал Юре некоторые песни.

            

                                        С  Богатиквоым  на  одном из  концертов.  1970 г.

       Вообще, они были парой очень странной и, как мне кажется,  мало подходили друг другу. Разница в       их интеллекте была очень значительной. Это было очень заметно и все это видели и обсуждали. Юра это  тоже понимал и старался лишний раз не появляться с ней «на людях». Их никогда и нигде не было видно.

     В те годы  на гастроли в город приезжало много интересных  и даже выдающихся музыкантов, певцов,  эстрадных и классических коллективов как отечественных, так и зарубежных.  Я, пользуясь тем, что, как     артист филармонии, мог бесплатно посещать все концерты, широко пользовался этой возможностью. И, практически, каждый вечер "пропадал" или в зале филармонии или в ДК Ленина, который  ввиду большой вместительности зала, часто арендовала филармония для проведения выступлений популярных эстрадных коллективов и исполнителей. Я пересмотрел и переслушал массу концертов самого различного качества и направления, но Юры ни разу ни на одном из них не видел.

      Также старался смотреть все новые спектакли нашего облдрамтеатра. Но и там ни разу Богатикова не заметил.

      Мне это казалось странным и непонятным: неужели ему совсем не интересно, что делают и как     работают его коллеги по цеху? Я часто ему рассказывал, что, мол, вчера, был там-то и там-то, слушал или смотрел того-то. Он с интересом воспринимал информацию, но и только.

      На праздниках, которые иногда коллективом филармонии шумно отмечались в «домашнем кругу», он  тоже никогда не появлялся.

      Единственные мероприятия, которые он посещал регулярно, это были партсобрания и заседания партбюро, членом которого он являлся.                                                                                                                                             Друзей, как мне казалось, у него в Ворошиловграде тоже не было. Во всяком случае, я не помню, чтобы у них дома кто-то бывал, чтобы Лала накрывала стол, или сами они ходили к кому-то  в гости. Разве что, иногда бывали дома у Шистко В.А.

        До выезда на 2-х месячные гастроли по Украине мы работали  концерты в городе и области. Слетали на  10 концертов в Волгоград. Были и несколько раз в Киеве на «правительственных концертах» .

        Богатиков стал требовать новых песен, а у меня  их не было.  Проблема - где взять стихи?  Юра    настаивал, чтобы я искал в журналах, в поэтических сборниках, ну, короче, «шевелил мозгами».

         Я просидел пару дней в областной библиотеке, перевернул гору всевозможных изданий. Да, конечно, стихов было много. Но ведь далеко не на всякие можно написать песню! Для песни нужны стихи особенные, специальные! Недаром же существуют, так называемые, поэты-песенники, которые и пишут эти специальные «песенные» стихи!  Они работают в тесном контакте с композиторами. А где я возьму такого поэта, и вообще, есть ли такой в Ворошиловграде? 

       Однажды  Богатиков мне говорит:

       -  Сегодня я познакомлю тебя с одним человеком, он пишет хорошие стихи. Попробуй с ним что-нибудь написать!                                                                                                                                                                                                      И вот прямо во время репетиции открывается дверь и в комнату смело вошел человек лет 35-ти,  в     очках,  в элегантном тёмном костюме, в белой «водолазке» (очень тогда модной),  с платочком в  нагрудном кармане.

       Остроумно поприветствовал Богатикова и нас, музыкантов. У него была прекрасная речь и приятный  низкий тембр голоса. Время от времени резким движением руки он поправлял большой чуб. Вёл он себя весьма уверенно, и чувствовалось, что с «шефом» они «на дружеской ноге». Я сразу отметил неординарность  этого человека.

       Богатиков сразу объявил перерыв. Музыканты вышли в коридор на перекур, а мы остались в комнате.

       Оказалось, что зовут его Александр Вихров, работает он редактором на  Ворошиловградском телевидении. Позже я узнал, что наша местная телезвезда, диктор областного телевидения Валентина Позднякова,  - его жена. 

       С Аликом (так я его называл) мы подружились сразу. Он был очень образованным человеком.        Хорошо знал  историю, литературу, театр, кино. Много читал, был в курсе буквально всех событий. Он    приобщил меня к театру. Рассказал про Солженицына,  дал под большим секретом почитать «Один день Ивана Денисовича».  И, вообще, многое другое я впервые узнал  от него. Он оказывал на  меня большое влияние и то, что я впоследствии уехал в Москву, - тоже, во многом, «плоды» его просвещения.

      В тот же первый день нашего знакомства он показал несколько своих стихов. Они мне понравились. Особенно «На старом фото». Придя домой, я сразу сел за пианино и песня заигралась сама собой, что  бывает не так уж часто. Уже вечером я ему позвонил,  и сообщил, что песня готова.  Он прореагировал радостно, но я почувствовал, что лёгкое недоверие всё же присутствует.

      На следующий день в филармонии я показал песню. И Алик и Богатиков приняли ёе сразу,  и уже через четыре дня она звучала в концерте. В последствии мы написали ещё несколько песен.

       Поскольку мы жили в Донбассе, Богатиков попросил нас написать что-нибудь  на шахтёрскую тему.  Ему уже надоело из концерта в концерт петь одну и ту же «Вышел в степь донецкую парень молодой». Мы   взялись за дело с энтузиазмом, и вскоре родилась песня, которую мы назвали «Баллада о терриконе». Юра начал исполнять её в концертах. Понравилась она и В.В.

      И вот наступает «День шахтёра», «святой» праздник для нашего угольного края. Мы едем в Москву – Богатикова пригласили  выступить в праздничном концерте  в Колонном зале Дома союзов. Я впервые  приехал в Москву в таком качестве и на таком уровне.

        Знаменитый зал, столько раз виденный мною по телевизору. Сверкают огромные  люстры, блестят   ордена и медали на парадных мундирах  лучших шахтёров страны. За кулисами  известные артисты, которых я  впервые вижу «живьём». Концерт записывает Центральное телевидение и Всесоюзное радио!  А самое главное – сейчас Богатиков будет петь мою новую песню и её услышит вся страна!  Вот он, звёздный  час!

      Но не тут то было! 

      Я слышал, как Богатиков разговаривал с музыкальным редактором,  которая тут же  остудила его пыл:            -  Какую новую песню, Юра! О чём ты говоришь! Программа давно уже утверждена во всех инстанциях, ну     Юра, мне ли тебе говорить! Только «Вышел в степь донецкую» и всё!!! 

      Богатиков пытался что-то возразить, но редактор его уже не слушала. Он подошёл ко мне, развёл руками и мы в тысячный раз спели добрую старую «завизированную» песню.

     Вернувшись в Ворошиловград, я рассказал Алику всю эту историю. И вот тогда  впервые услышал от него, что композитор должен жить в Москве. Там все центральные  «электронагревательные приборы» -  телевидение, радио, киностудии, грампластинки. Только там можно «раскрутить» песню. Ведь ещё ни один, будь то певец, артист или композитор не стал известным, выступая по Ворошиловградскому или  Харьковскому телевидению.

       Да я и сам уже кое-что начинал понимать.Видел, что все популярные артисты, где бы они ни жили, всё равно получали свою известность только через Москву. Любая песня, даже посредственная, исполненная сегодня по телевизору из Москвы, завтра уже распевалась по всей стране.  А что Ворошиловград –     провинция! Сколько здесь Богатиков спел моих песен и в концертах, и по телевидению, и по радио – и   никакого толку!  Попел, надоело, и забыл. И нет больше песни! Всё равно все слушают только Москву и хотят слышать только те песни, которые звучат по телевидению и по радио из столицы.  Вот уже тогда, в 1970 году, я впервые задумался о Москве.

      С годами я всё больше стал понимать бесперспективность своего существования в Ворошиловграде.

      С  Богатиковым  работы становилось всё меньше и меньше. Он часто уезжал то в Москву, то в Киев, то за    границу. Там он выступал или с большими оркестрами, или с другими местными ансамблями. Нас было     брать невыгодно - проезд, гостиница, суточные. И всё ради двух песен в сборном концерте. А на телевидении он всё чаще стал петь под фонограмму. Кроме того, я понимал, что нужно заканчивать институт. Хватит – поиграл в артиста и будет!  Поэтому в один прекрасный момент я подал заявление об уходе из филармонии и вернулся в институт.

                                         

                                                После окончания института (1972 г.)

      Богатиков на меня обиделся. Но что делать - у него своя жизнь, у меня своя.

      Вскоре он переехал в Крым и в дальнейшем, с таким же успехом, как и донецкие степи, стал воспевать степи крымские. И, конечно, Чёрное море. Но переезд этот ему дался очень трудно.

      Он уже давно намеревался вырваться из стальных объятий Ворошиловгадского обкома, но ему всё  время напоминали кто он и что он. А однажды это случилось и в моём присутствии.  И было это так. 

      Очередной раз его вызвали в Москву для съёмок на Центральном Телевидении. А к этому времени Юра уже был в весьма «натянутых» отношениях с руководством. Я имею ввиду и В.В. и директора  филармонии В.А. Шистко. Почему – не знаю. Могу лишь предположить...

     Шистко сказал, что отпустить его не может, потому что он должен отработать плановый концерт на какой-то шахте. Юра взъерепенился и пытался доказать, что выступление по Центральному телевидению не может идти ни в какое сравнение с выступлением на шахте! В конце концов, он Заслуженный артист, а не какой-то мальчик!  На что Шистко ему сказал, что он всегда должен помнить  «...кем он был и кем стал, и благодаря кому получил это высокое звание». Кроме того, место его основной работы  -  Ворошиловградская филармония. И  «...ездить по своим личным делам в Москву» он может только «...в свободное от основной работы время». 

      Юра страшно разволновался и побежал в обком. Но там его остудили ещё больше. Ему ещё доходчивей объяснили, что это он для народа уважаемый и «Заслуженный». А для них, т.е. для обкома, он никто! Напомнили ему и не очень привлекательное его прошлое и сказали, что как они ему это звание дали, так могут и отнять. А ещё он коммунист. И по линии партии с ним тоже могут поговорить серьёзно, благо «...замечания по его поведению имеются» (!?) 

      Помню, после этого «воспитательного часа» у Юры три  дня болело сердце. Он позвонил мне и попросил придти к нему домой. Там он всё это мне и рассказал.

      Я пытался успокоить его как мог, но он был в очень подавленном настроении и вот тогда-то я впервые от него и услышал, что «... наверное, пора из Ворошиловграда «тикàть»,  делать здесь больше нечего!»

     Итак, в Москву его не пустили, и мы отработали концерт на шахте .

     Вспоминаю ещё один, внеплановый концерт, в Антраците. Это родной город В.В.. Там по его указанию был построен образцово-показательный шахтёрский профилакторий, куда он сам частенько заезжал отдохнуть. Так вот, однажды, в эти трудные для Юры дни, нас срочно «подняли по тревоге» и повезли на концерт в этот самый профилакторий. Там был В.В. со своим гостем – секретарём ЦК Компартии Украины.  Они захотели концерт  и концерт приехал.

      "Отпели-отплясали", концерт прошел хорошо. В.В., как всегда, зашёл поприветствовать артистов. И вот  здесь вместо традиционных объятий и дружеского похлопывания по плечу,  вместо привычных восторгов и комплиментов, он вдруг и заявляет Юре:

       - Ты что, мало зарабатываешь? Не можешь себе приличные концертные туфли купить?»

      Мы все просто обалдели! 
      Юра покрылся красными пятнами и стал мямлить что-то несуразное. 
      Тут уже стало очевидным для всех, что конфликт зашёл далеко.   
      Назад мы ехали в полном молчании, Юра не проронил ни слова.   
      Собственно, отношения с обкомом у Юры начали портиться уже давно, ещё во время первой моей гастрольной поездки по Украине. И было это так.   
      Приезжаем в Крым. Концерты запланированы по всем главным городам.   
      После первого концерта в Керчи, отменяют следующий в Севастополе и нас срочно везут в какой-то передовой совхоз под Симферополем. Оказывается, там проходит республиканский актив по сельскому хозяйству и мы должны обслужить это мероприятие концертом.   
      Выступление Юры проходит «на ура!»   
      На банкете к нам подходит секретарь Крымского обкома по идеологии и предлагает Богатикову перейти на работу в Крымскую филармонию. Причём, предлагает сразу квартиры в Ялте - Богатикову трёхкомнатную, а мне - однокомнатную!   
      Юра глубоко задумался. Но долго думать ему не пришлось.

      Буквально на следующий день раздался звонок из Ворошиловграда: срочный  вызов  в обком.

      Следующий концерт, естественно, отменяют и Юра вылетает.

      Возвращается на следующий день  - зелёного цвета. Оказывается, о «заманчивом предложении»  сразу стало известно в Ворошиловградском обкоме. И Юру вызвали, чтобы ещё раз напомнить, кто он есть и кем может стать в результате «...необдуманных действий».

       Далее, продолжаем гастрольную поездку по Украине и через месяц приезжаем в Одессу. Обслуживаем концертом торжественное заседание обкома партии ко Дню 8 марта.

      Концерт, как всегда, проходит замечательно и снова поступает аналогичное предложение, на сей раз  от Одесского обкома– стать солистом  Одесской филармонии.

     И опять история повторяется - звонок из Ворошиловграда, Юра вылетает и возвращается с больным сердцем.

     Не знаю, каким образом информация мгновенно доходила до Ворошиловградского обкома. Видать, был "стукачёк" или в местном обкоме или в наших нестройных рядах.

     Затем  Юре не дали обещанную квартиру в новом обкомовском доме улучшенной планировки (у него   была трёхкомнатная хрущёвская малометражка).  И пошло-поехало…

      Вырваться ему удалось только в 1974, когда начался разгром Ворошиловградского обкома партии, о котором я упоминал выше. Тогда, явно, всем было не до него. И всё-таки, на бюро горкома нервы ему попортили крепко.

       Помню, я уже окончил институт, только что отслужил армию, (конец осени 1973 г.)  захожу  в центральный ворошиловградский универмаг и случайно встречаю Юру с Лалой. Он сказал мне под большим секретом, что скоро переезжает в Крым и предложил ехать с ним в качестве музыкального руководителя. Пообещал помочь с получением 1-комнатной квартиры в Ялте. Однако у меня уже были свои планы на жизнь -  по распределению я был оставлен в институте на преподавательской работе и на тот момент меня это устраивало.

       Я ему мягко отказал и на этом мы расстались. Мне показалось, что он опять на меня обиделся.

       Вскоре я узнал, что Богатиков уехал.